Агата Кристи - Пять поросят [= Убийство в ретроспективе]

Агата Кристи

ПЯТЬ ПОРОСЯТ

Роман еще издавался под названием «Убийство в ретроспективе»

ПРОЛОГ

КАРЛА ЛЕМАРШАН

Эркюль Пуаро с интересом и вниманием смотрел на молодую женщину, которая вошла к нему в кабинет.

В письме, которое она ему написала, ничего особенного не было. Никакого намека на то, чем вызвана просьба ее принять. Письмо было коротким и деловым. Только твердость почерка свидетельствовала о молодости Карлы Лемаршан.

И вот она явилась собственной персоной — высокая, стройная молодая женщина лет двадцати с небольшим. Из тех, на кого приятно взглянуть и второй раз. Хорошо одета, в дорогом элегантном костюме, с роскошной горжеткой. Голова чуть вскинута, высокий лоб, приятная линия носа, решительный подбородок. И удивительная жизнерадостность. Пожалуй, жизнерадостность привлекала в ней даже больше, чем красота.

Перед ее приходом Эркюль Пуаро чувствовал себя дряхлым стариком, теперь он помолодел, оживился, собрался!

Встав ей навстречу, он почувствовал на себе изучающий взгляд темно-серых глаз. Она разглядывала его всерьез, по-деловому.

Карла Лемаршан села, взяла предложенную ей сигарету. Зажгла ее и минуту-другую курила, по-прежнему не спуская с него серьезных задумчивых глаз.

— Решение принято, не так ли? — мягко спросил ее Пуаро.

— Извините? — встрепенулась она.

Голос у нее был приятный, с небольшой, но приятной хрипотцой.

— Вы пытаетесь решить, проходимец я или именно тот, который вам нужен?

— Да, что-то в этом духе, — улыбнулась она. — Видите ли, мсье Пуаро, вы… вы выглядите совсем не таким, каким я вас себе представляла.

— Старик? Старше, чем вы думали?

— И это тоже. — Она помолчала. — Как видите, я откровенна. Мне хотелось бы… Понимаете, мне нужен лучший из лучших…

— Не беспокойтесь, — заверил ее Эркюль Пуаро. — Я и есть лучший из лучших!

— Скромностью вы не отличаетесь, — улыбнулась Карла. — Тем не менее я готова поверить вам на слово.

— Вы ведь явились сюда не затем, чтобы нанять человека физически сильного, — рассуждал Пуаро. — Я не измеряю следы, не подбираю окурки от сигарет и не разглядываю, как помята трава. Я сижу в кресле и думаю. Вот где, — ой постучал себя по яйцеобразной голове, — происходят главные события!

— Я знаю, — кивнула Карла Лемаршан. — Поэтому и пришла к вам. Я хочу, чтобы вы сотворили чудо.

— Это уже интересно, — отозвался Эркюль Пуаро и выжидательно посмотрел на нее.

Карла Лемаршан глубоко вздохнула.

— Меня зовут не Карла, — сказала она, — а Кэролайн. Так же, как и мою мать. Меня назвали в ее честь. — Она помолчала. — И хотя я всегда носила фамилию Лемаршан, на самом деле моя фамилия Крейл.

На секунду Эркюль Пуаро задумался, наморщив лоб.

— Крейл… Что-то мне припоминается.

— Мой отец был художником, причем довольно известным, — сказала она. Некоторые считают его великим. Я придерживаюсь того же мнения.

— Эмиас Крейл? — спросил Эркюль Пуаро.

— Да. — Опять помолчав, она продолжала:

— А мою мать, Кэролайн Крейл, судили за его убийство!

— Ага! — воскликнул Эркюль Пуаро. — Припоминаю, но довольно смутно. Я был в ту пору за границей. Это ведь случилось давно?

— Шестнадцать лет назад, — сказала Карла. Она побледнела, а глаза ее горели, как угли.

— Понимаете? Ее судили и признали виновной… И не повесили только потому, что нашлись смягчающие обстоятельства. Смертная казнь была заменена пожизненным заключением. Но через год она умерла. Умерла. Все кончено…

— И что же? — тихо спросил Пуаро.

Молодая женщина по имени Карла Лемаршан стиснула руки и заговорила медленно, чуть запинаясь, но твердо и решительно:

— Вы должны правильно понять, зачем я пришла к вам. Когда все это произошло, мне было пять лет. Я была слишком мала. Я, конечно, помню и маму и отца, помню, что меня вдруг увезли куда-то в деревню. Помню свиней и славную толстую жену фермера… Помню, что все были очень добры ко мне… Помню, как странно, украдкой они все поглядывали на меня. Я, разумеется, понимала — дети обычно это чувствуют: что-то случилось, но что именно, понятия не имела.

А потом меня посадили на теплоход — это было чудесно, — мы плыли долго-долго, и я очутилась в Канаде, где, меня встретил дядя Саймон. С ним и с тетей Луизой я жила в Монреале, а когда спрашивала про маму с папой, мне говорили, что они скоро приедут. А потом… Потом я их словно забыла я как бы осознала, что их нет в живых, хотя мне вроде бы никто об этом не говорил. Потому что к тому времени — как бы поточнее сказать — я перестала про них вспоминать. Я была счастлива. Дядя Саймон и тетя Луиза меня любили, я ходила в школу, у меня было много друзей, и я даже забыла, что когда-то у меня была другая фамилия, не Лемаршан. Тетя Луиза сказала мне, что в Канаде у меня будет новая фамилия: Лемаршан, меня это ничуть не удивило, и, как я уже сказала, я просто не вспоминала, что когда-то меня звали по-другому.

И, вскинув подбородок, Карла Лемаршан добавила:

— Посмотрите на меня. Встретив меня, вы вполне можете сказать: «Вот идет женщина, которая не знает забот!» Я богата, у меня отличное здоровье, я недурна собой и умею радоваться жизни. В двадцать лет я была уверена, что на свете нет девушки, с которой мне хотелось бы поменяться местами.

Но я уже начала задавать вопросы. О маме и об отце. Кто они были, чем занимались? И в конце концов мне суждено было узнать…

Словом, мне сказали правду. Когда мне исполнился двадцать один год. Пришлось сказать, потому что, во-первых, я стала совершеннолетней и вступила в права наследования. А во-вторых, было письмо. Письмо, которое, умирая, оставила мне мама.

Выражение лица у нее смягчилось. Глаза перестали быть горящими углями, они потемнели, затуманились, стали влажными.

— Вот когда я узнала правду, — продолжала она. — О том, что мою мать обвинили в убийстве. Это было… ужасно. — Она помолчала. — Есть еще одно обстоятельство, о котором я должна вам сказать. Я собиралась выйти замуж. Но нам сказали, что мы должны подождать, что нам нельзя пожениться, пока мне не исполнится двадцать один год. Когда мне рассказали, я поняла почему.

Пуаро зашевелился.

— А какова была реакция вашего жениха? — спросил он.

— Джона? Джон не обратил внимания. Он сказал, что ему все равно, что существуем мы, Джон и Карла, и прошлое нас не касается. — Она подалась вперед. — Мы до сих пор не зарегистрировали наш брак. Но это не важно. Важно другое. И для меня, и для Джона тоже… Дело вовсе не в прошлом, а в будущем. — Она стиснула кулаки. — Мы хотим иметь детей. Мы оба хотим детей. Но мы не хотим, чтобы наши дети росли в страхе.

— Разве вам не известно, что среди предков любого человека могут отыскаться убийцы и насильники? — спросил Пуаро.

— Вы меня не поняли. Нет, ваши слова, конечно, справедливы. Но обычно человек об этом не знает. А мы знаем. Причем знаем не о каких-то там дальних родственниках, а о моей матери. И порой я замечаю на себе взгляд Джона. Он длится всего лишь секунду, но мне и этого довольно. Предположим, мы поженимся, в один прекрасный день поссоримся, и я увижу, что он смотрит на меня и думает…

— Как погиб ваш отец? — перебил ее Эркюль Пуаро.

— Его отравили, — четко и твердо ответила Карла.

— Понятно, — отозвался Пуаро. Наступило молчание.

— Слава богу, вы человек разумный и понимаете, почему это так важно, спокойно и сухо констатировала молодая женщина. — Вы не сделали попытки успокоить меня и подыскать слова утешения.

— Я вас хорошо понимаю, — отозвался Пуаро. — Не понимаю только, зачем я понадобился вам.

— Я хочу выйти замуж за Джона, — сказала Карла Лемаршан. — И обязательно выйду! И рожу ему самое меньшее двух девочек и двух мальчиков. А вы должны сделать так, чтобы это осуществилось.

— Вы имеете в виду… Вы хотите, чтобы я поговорил с вашим женихом? О нет, глупости! Вы имеете в виду нечто совсем иное. Скажите мне, что вы придумали.

— Послушайте, мсье Пуаро, и поймите меня правильно: я прошу вас взять на себя расследование дела об убийстве.

— Расследование…

— Да, именно об этом я говорю. Убийство — это убийство, независимо от того, произошло ли оно вчера или шестнадцать лет назад.

— Но, моя дорогая юная леди…

— Подождите, мсье Пуаро. Вы не дослушали меня до конца. Имеется еще одно важное обстоятельство.

— Какое?

— Моя мать была невиновна, — сказала Карла Лемаршан.

Эркюль Пуаро почесал себе нос.

— Естественно… Я понимаю, что… — забормотал он.

— Нет, это не только мое мнение. Вот ее письмо. Она написала его перед смертью. Его должны были отдать мне в день совершеннолетия. Она написала это письмо по одной причине: чтобы у меня не было никаких сомнений. Об этом она и пишет. Что она не совершала никакого преступления, что она невиновна, что у меня не должно быть на этот счет никаких сомнений.